Катынский детектив - Страница 19

Таким образом, характерной чертой почерка убийц является сам способ организации технологии.

Очень любимый советскими кинематографистами способ массовых казней, когда группу осужденных подводят к могиле и по ним открывает огонь группа солдат, следует считать любительским, который могут применять армейские подразделения, которые в ярости боя расстреливают пленных или тех, кто помогал партизанам.

То есть те, кто привык, что на них самих нападают и которых не заботит вопрос захоронения трупов — пусть валяются там, где убиты.

Для профессионалов этот способ нельзя считать лучшим. Быстрота расстрела, которая, допустим, позволяет в минуту положить из пулемётов 100 человек, далее вызывает длительные потери времени на добитие раненых, на стаскивание их к могилам. Кроме этого, это возможно в случае расстрела людей обессиленных либо страхом, либо связанных, причём в группу. Как только эти люди начнут разбегаться, расстрел начинает принимать формы, опасные для самих расстреливающих, так как им придётся вести огонь в направлении оцепления места казни, а оцепление будет стрелять в их сторону. Это как при охоте на зайцев. Пока заяц перед цепью стрелков, то всё в порядке, но как только он побежал сквозь эту цепь, то главным становится не в зайца попасть, а не попасть в охотника.

Но люди не зайцы, когда их группу ставят перед могилой, им становится ясно, что шансов на помилование уже нет, и они могут броситься на расстреливающего и расстрел может перерасти в рукопашную с неясным исходом.

Поэтому профессионалы, если другого способа у них нет, предпочтут подвод заключённого к могиле с выстрелом в затылок и сталкиванием в яму. Некоторые затраты времени на индивидуальный подвод жертвы к месту убийства с лихвой компенсируются экономией времени на розыск трупов по округе и стаскиванию их к могиле, с лихвой компенсируются относительной собственной безопасностью.

6. Советский Союз в те годы если чего и боялся меньше всего, так это расстрелять врага. Явных и мнимых врагов хватало и, разумеется, была разработана и технология их казни. Но заметим, что это были судебные казни. То есть им предшествовал приговор суда или органа его заменяющего, соответственным образом оформленные бумаги поступали к исполнителям, те убеждались в законности самих бумаг и, следовательно, своих действий, затем убивали, причём убедившись, что убивают именно того, кто приговорён. Тело хоронили исключительно на кладбище.

По этой причине никаких массовых подводов заключённых к могилам и их расстрел там был невозможен. Расстреливали только в тюрьмах — там, где невозможна случайная путаница, и только индивидуально.

Надо помнить, что это были очень строгие годы, власть объявила себя народной и Москва требовала, чтобы власть на местах действительно ею была. Это было время, когда обиженный рационализатор мог без договорённости прийти к секретарю обкома, и тот его принимал практически немедленно и немедленно принимал меры по его жалобе. Это было время, когда собрание рабочих могло прекратить уголовное дело, даже при наличии оснований. Москва понимала, что главное не молчащий народ, а довольный народ. Это было время, когда писатель Шолохов мог выехать в Москву с жалобой на несправедливость обвинения руководителей области, и Шолохова слушало Политбюро, и обвинения снова рассматривались и пересматривались. Советская власть о казнях врагов объявляла открыто, по главным врагам вела открытые судебные процессы и казни их не были убийством.

В этих условиях казнь где-то в лесу или тюрьме больших групп неизвестно каких людей вызвала бы такие слухи и недовольство людей властью, что не только НКВД и прокурор области, но и партийная верхушка немедленно бы лишилась головы.

На что подручным Геббельса хочется доказать, что польские офицеры были расстреляны и в Харькове, но никакой аналогии с расстрелом в Катыни они не могут привести. Все кто был расстрелян в Харькове, были расстреляны в здании тюрьмы, вывозились на еврейское кладбище и там хоронились. Когда это кладбище переполнилось, было организовано новое кладбище. Кладбище, а не могила, над которой расстреливали заключённых.

В городе Калинине — третьем месте, где предположительно расстреляны поляки, расстрел также проводился только в здании тюрьмы, а заключённые хоронились на кладбище у села Медное. На этом же кладбище хоронились умершие от ран в госпитале советские воины.

Сейчас бригада Геббельса пытается подменить понятие «кладбище» понятием «место массовых захоронений». Да, кладбище — это тоже место массовых захоронений, но это не могила, над которой идёт расстрел, как это было в Катыни. Катынь — это не почерк подручных Сталина, не почерк НКВД по способу расстрела.

7. А характерен ли этот способ казни для немцев? Подручные Геббельса уверяют, что нет! Ю. Зоря добыл где-то высказывание бывшего бургомистра Смоленска Меньшагина и делает его экспертом этого дела: «По признакам убийства и смерти их, не похоже было, что их убили немцы потому, что те стреляли обычно так, без разбора. А здесь методически, точно в затылок, и связанные руки. А немцы так расстреливали: не связывали, а просто поводили автоматами. Вот и всё, что я знаю.»

Справедливости ради надо сказать, что этот прислужник немцев, счастливо избежавший полагавшейся ему петли, действительно мог бы быть экспертом. Он действительно мог видеть казни немцев и участвовать в них. Следователи МГБ, допрашивавшие его, как-то упустили эту его компетентность из виду, и Меньшагин получил всего 25 лет лишения свободы. Но немцы вводили в курс способов уничтожения не только меньшагиных. Слишком много у них было любителей фотографии и киносъёмок. И на этих документах мы видим именно расстрел в затылок и над могилами, и в том числе со связанными руками. Перед автором фотографии. Вот в откопанной могиле стоит лысый старик в тёмном пиджаке. За ним мордатый немец в пилотке целится ему в затылок из пистолета типа «Вальтер ППК». А вот гражданский мужчина со связанными за спиной руками стоит на коленях на краю могилы. Над ним стоит немец и целится ему в голову из пистолета, похожего на «Парабеллум» или «Вальтер П‑38».