Катынский детектив - Страница 24

Во-первых. А когда это «польская сторона» (ПНР) их просила? Если же профессора именно себя считают «польской стороной», то тогда зачем им «результаты патологоанатомических исследований», если через несколько страниц эти профессора сообщают: «По вопросу собственно судебно-медицинской экспертизы мы не берём слова, не имея для этого компетенции»?

Но дело не в этом. Бригада Геббельса сегодня старается, чтобы никто не знал никаких фактов в этом деле, определяющих вину, и делает всё, чтобы эти факты не стали достоянием общественности. Ей не нужны никакие документы Сообщения. Когда в 88-90 годах вновь разгорелось катынское дело, в советской печати, на фоне потока выводов исследователей из бригады Геббельса, нет-нет да и мелькали редкие факты подручных Сталина. И именно «польская сторона» тщательно следила, чтобы эти факты не появлялись, именно «польскую сторону» эти факты чрезвычайно страшили. Дадим для этого случая слово подручным Сталина. В 1990 году газета «Орловская правда» позволила себе усомниться в версии Геббельса и немедленно советник польского посольства Е. Чулиньски потребовал от редакции придерживаться версии Геббельса-Горбачёва. Из сетований профессоров следует, что они жаждут подлинных документов комиссии Бурденко, но когда «Военно-исторический журнал» опубликовал её «Справку», то советник по печати посольства Польши А. Магздяк-Мишевска немедленно отписала в редакцию: «Дело это тем более позорное, что вопрос ответственности советской стороны подтверждается не только сообщением ТАСС, но также и следствием, проводимым Главной военной прокуратурой СССР. Насколько мне известно, специальная группа под руководством прокурора А. В. Третецкого, занимающегося следствием по делу смерти польских офицеров (не только тех, кто были в лагере в Козельске, но также и Старобельске и Осташкове), имеет в своём распоряжении показания настоящих свидетелей, занимавших во время второй мировой войны ответственные посты в НКВД…

…Чтобы обеспечить Вам работу, сообщаю телефон прокурора А. В. Третецкого. Я надеюсь, что вы опубликуете решительный протест против очередной попытки фальсифицирования уже раз, казалось бы, выясненной истории. Такая попытка наверняка не способствует благоприятному развитию отношений между нашими государствами и народами. Помочь в их восстановлении и успешном развитии может только правда».

И этой «правды» хочется! И Геббельсу хотелось, и А. Магдзяк-Мишевской! Прямо жизни нет от правдоискателей команды Геббельса. Ведь посмотрите, как жёстко «польская сторона» контролирует, чтобы ничего не просочилось из документов комиссии Бурденко. От уездной «Орловской правды» до известного лишь любителям да специалистам ВИЖ. Вы посмотрите, как эта леди командует генералами! (Редактором в то время был генерал-майор В. И. Филатов). Ведь не просто запрещает и требует покаяться, а требует продолжать тему, но в нужном ей ключе, и указывает, у какого подручного Геббельса надо брать выводы. Это же называется организацией кампании. И угроза ухудшить отношения «между нашими государствами», что, естественно, для Филатова означает увольнение с работы в случае неподчинения ей. Что, кстати, и было выполнено советской частью бригады Геббельса — Филатова уволили.

Такие действия — скрытие фактов оппонентов и обман нас, следователей — мы договорились считать доказательством в пользу оппонента, в данном случае это Доказательство № 5 версии Сталина.

Далее профессора упрекают подручных Сталина в его поведении 14 ноября и 3 октября 1941 года и в высказывании Берии об «ошибке». Мы эти эпизоды уже рассмотрели.

15. «Одновременно советские власти, — пишут далее профессора, — отказывались передать польским властям списки офицеров, которые находились в Козельске, Старобельске и Осташкове».

А что это меняет? Ведь военнопленных офицеров в этих лагерях уже не было и все документы по ним были уничтожены. Естественно, дать было нечего. Но эти списки не были и тайной. В книге «Катынская драма» профессор Мадайчик пишет, что те офицеры, которых Особое совещание не сослало в ИТЛ весной 1940 года, находились в лагере военнопленных Павлищев Бор, а затем в Грязовце. Там: «Начиная с октября польские военнопленные могли свободно вести переписку, администрация снисходительно относилась к составлению пленными списков своих коллег, с которыми они находились в лагерях Козельска, Старобельска и Осташкова». То есть Андерс имел эти списки, так в чём же смысл подозрений, что советское правительство не могло их дать в то время, когда оно не могло составить и списки находившихся в её распоряжении дивизий?

16. Профессора обращают внимание, что до 1943 года советское правительство не говорило, что военнопленные офицеры находятся на строительных работах. Мы уже писали о том, что это естественно. Сказав «А», нужно было говорить «Б», то есть объяснять, почему это генералы вдруг начали махать лопатой.

17. Профессора настойчиво пытаются закрепить число похороненных в Катыни в пределах 4,5 тысяч человек. Это при том, что немцы утверждали, что там 12 тысяч и комиссия Бурденко остановилась на такой же цифре. В чём здесь интерес бригады Геббельса? Почему они хотят уменьшить число трупов?

Дело в том, что весной 1943 года немцы дали полякам раскопать не все могилы, а только те, что немцы подготовили. Ведь надо помнить, что время расстрела определялось не по состоянию останков, а по нахождению у них документов.

Комиссия Бурденко раскопала ещё 925 трупов, у которых оказались документы с датами и после мая 1940 года, и индефицировала военнопленных не только Козельского, но и Старобельского лагеря. Этим она рушит основное косвенное «доказательство» бригады Геббельса. Но об этом мы будем писать позже.